Пианино старой работы
Мне казалось, что я не играл, а только помогал чувствительным
клавишам старого пианино, и оно само давало волю всем своим
затаённым возможностям. Наверное, там, внутри инструмента,
рвались тонкие паутинки, которые оплели струны, заполнили
промежутки среди белых пластинок клавиш, заштриховали готические
надписи на внутренних стенках корпуса. Звучала вечная музыка.
Она была о бесконечности жизни на земле, о многих тайнах моря,
о всепоглощающей любви человека ко всему сущему в мире, о
темных силах рядом с этой любовью.
Аккуратной, словно игрушечной, казалась издали ракетная база,
воздвигнутая на правом берегу канала. Из-за холма зловеще
торчали тупые головки боевых ракет, отчетливо видные в полусфере
вечернего, еще светлого, неба.
Столпились на палубе полупогруженной чужой субмарины подводники
в зеленых комбинезонах. Музыка привлекла внимание матросов,
они слушали ее внимательно, в удивленном молчании. Там, на
глубине, они, наверное, вспомнят эти звуки и подумают о тех,
кто наверху, о домах, которые словно игрушечные, о небе акварельных
тонов, о женах и детях. А звуки плыли и плыли мимо домов,
мимо кораблей. Они вернулись туда, где прозвучали когда-то
впервые, где их вызвали из небытия великие руки композитора,
желавшего вечного мира этой земле...
...Когда я открыл глаза, в салоне команды стемнело и было
по-прежнему пусто. В просвете иллюминатора в самом деле виднелись
немецкие домики с ухоженными палисадниками и горшочками красных
цветов на подоконниках. На черепице крыш угасал отсвет закатного
солнца. Наверху по дуге длинного моста проносились машины,
а мост спокойно держал на плечах всю эту карусель.
Невдалеке, за огромным холмом, прятались в шахтах сигарообразные
тела ракет. О них рассказывал утром боцман, который все восемь
часов прохождения по Килю стоит на посту у шпиля на полубаке,
чтобы успеть отдать якорь в случае внезапней опасности. Он
знает на канале все знаки л отметки, которые предупреждают,
информируют, советуют. Ракеты за холмом нацелены каждая в
свою точку, каждая может обрушить несколько мостов, сжечь
тысячи домов, таких же, как эти, по обоим берегам канала.
Музыка, которая еще звучала в моих ушах, словно вобрала
в себя и тишину близ домиков, и беззащитность вечернего неба,
и темную тревогу воды у берега. Будто скрываясь от этой неслышной
музыки, по направлению к Балтийскому морю уходила чужая субмарина.
Она шла в надводном положении, и по ее округлой черной палубе
перекатывалась вода, пенясь вокруг ног подводников в комбинезонах
цвета лягушачьей кожи. Они выбрались наверх, чтобы подышать
морским ветром напоследок перед сигналом к погружению.
...Молчало старое пианино, словно и в самом деле отдыхая после
большой работы. В его темной полировке отражались пятнами
желтые береговые фонари. Ночь наползала на берега, удлиняя
на воде дорожки от газовых ламп. То и дело в этих полосках
света появлялись черные, как смоль, утки-лысухи. Их белые
широкие носы мелькали у борта, то утопая, то выныривая, как
клавиши пианино, на котором играют...
|