Голуби над Германией
У старой кирхи Феликс чуть не наступил на поделки из серебра,
разложенные мелким ремесленником прямо на тротуаре. От своей
неловкости он еще больше разволновался, в голове застучала
одна мысль: где выпустить голубей. Только бы его не остановили
сейчас. Встреченный полицейский с подозрением оглянулся на
“тройку” Феликса. А главная торговая улица жила своей беспорядочной
жизнью. Здоровенный парень в потертых джинсах придерживал
на поводках двух карликовых лошадей. Чтобы их погладить, надо
было бросить пару монет в большую банку, которую владелец
пони потряхивал в руке, звеня пфенниговой мелочью. Рядом с
ним бродячий музыкант, лохматый, с длинной бородой, бренчал
на гитаре. Возле ног у него лежала огромная собака, ростом
раза в два выше лошадок. У собачьей морды вверх дном стояла
зеленая шляпа с горстью мелких монеток.
Феликс то и дело вертел головой, рассматривал непривычные
для него уличные дела, пока его вдруг не потянули за рукав
в узкий переулок. Он обернулся и не сообразил сначала, в чем
дело. Стройная девица в легком платье настойчиво предлагала
идти за ней. Вдали, в глубине переулка виднелась таверна с
красным фонарем над входом. Туда и тащила Феликса незнакомка.
Тут вовремя подскочил старший механик, который освободил Феликса,
резко объяснив девушке: “Цайт нот”. Когда они отошли, Феликс
спросил у “деда”, что значили его слова. Тот напомнил шахматный
термин “цейтнот”, то есть “нет времени”, “некогда”.
Феликс, наконец, приметил удобное место. У высокой кирхи
стояла широкая каменная скамья. Он подошел к ней и поставил
свою большую сумку. Мимо проходили люди, бросая взгляды на
витрины магазинов, не обращая внимания друг на друга. Медленно
в этом уличном потоке шествовала пожилая пара по своим воскресным
делам. Среди толпы растерянно оглядывался маленький мальчик,
который обогнал свою мать, завидев впереди лошадок. Феликс
достал первого голубя и показал мальчугану, тот сразу подбежал
к скамье и протянул руки. Феликс дал ему голубя и показал
вверх. Мальчишка оказался сообразительным и высоко подкидывал
каждого голубя, которого передавал ему Феликс. Сначала они
выпустили пару белых, потом семейство красных: голубя с голубкой
и трех подросших птенцов, за ними поднялись черные. Последнюю
пару, синемурых, Феликс, долго держал в руках. Это была его
любимая масть, по цвету схожая с пыльцой на спелых черных
сливах. Что-то среднее между сиреневым и голубым. Синемурых
Феликс подбросил вверх сам. Сумка опустела.
Прохожие перестали глазеть на витрины, они останавливались
и глядели сначала на Феликса, а потом поднимали глаза в открытое
небо. Они бы так и не догадались в этот день глянуть в это
бездонное синее небо из-за обывательской привычки глядеть
на витрины магазинов. Они не были голубятниками и не знали,
какое удовольствие доставляет человеку утреннее прозрачное
небо, стоит только посмотреть на него во все глаза. Феликс
боялся, что голуби засиделись в тесной сумке. Но они, хлопая
крыльями над огромной площадью, собирались в стаю и кружили
над городской площадью, набирая высоту. К Феликсу подошли
его спутники, боцман удивленно произнес: “Ну, ты даешь! Это
же акция, понимаешь, политическое дело!”
Мальчонка-немец, который помогал Феликсу выпускать птиц,
что-то восторженно лопотал подошедшей маме, роскошной блондинке
с открытыми плечами. А Феликсу было одновременно весело и
грустно. Ему казалось, что он совершил хорошее дело, какого,
может быть, и не придется больше осуществить никогда в жизни.
Он чувствовал, что все люди здесь, на площади, чужие по языку
и образу мыслей, поняли, зачем он сделал это. Поэтому никто
ничего не спрашивал. Все смотрели в небо.
Голуби Феликса ушли в высоту. Они кружили над восьмигранными
зелеными шпилями, над готическими кирхами, блестевшими зеленой
кафельной черепицей, над старыми домами с красными черепичными
панцирями. Птицы делали круг за кругом, не узнавая местность,
потеряв знакомые ориентиры. Они никак не могли найти крестовину
родной голубятни внизу.
Феликс представил, как затревожились его голуби, поднимаясь
все выше, чтобы видеть еще дальше. Как высоко им надо будет
забраться в небо, чтобы увидеть родной дом, тот солнечный
пятачок, на котором стоит их заветная деревянная будка. От
этих мыслей у Феликса защемило сердце. Он, как и всякий голубятник,
был слишком впечатлительным и чувствительным человеком, и
сейчас вполне мог заплакать.
В это время он заметил, как с окраины города в небе появилась
другая голубиная стая. Это поднимались летные голуби. Они
были разной масти. Но одно Феликс определил сразу: голубей
поднимал опытный голубятник, “засекший” над городом чужаков.
Да, голуби Феликса, конечно, оказались чужими в этом небе.
Но ему стало легче от того, что и в этом древнем немецком
городе живут голубятники, с которыми его объединяет одна страсть.
Прохожие загляделись в небо, забыв о своих неотложных делах.
И вряд ли кто в эту минуту думал о том, что безоблачное небо
над землей поделено на квадраты, каждый из которых находится
на прицеле. Всем сейчас виделось одно большое небо, не имеющее
границ и делений. Это только на радиолокационном экране оно
разлиновано на отдельные участки. А сейчас над западногерманским
городом, стоящим на этом месте не одно столетие, кружатся
в заоблачной выси две голубиные стаи. И чем выше они поднимаются,
тем дальше видят птицы своим зорким глазом.
Феликс испытывал в эти минуты особое волнение. Это был не
только азарт голубятника, который любуется превосходным лётом
своей стаи, который надеется, что его голуби уведут чужаков,
пересилив на очередном круге соперников, к родной голубятне.
Феликс чувствовал в груди и знакомую азартную дрожь, и гордость
за своих голубей, показывающих местным знатокам отличный лёт,
и удовлетворение человека, совершившего благородный поступок.
Вот он выпустил в небо на свободу своих голубей, и все любуются
ими, не только голубятники, но и просто прохожие, которых
на этой площади тысячи.
Конечно, думал Феликс, медаль мне за это не дадут, но главное
в том, что все мы здесь, трое советских моряков и западные
немцы на этих пахнущих историей улицах, говорящие на разных
языках, смотрим в одном направлении туда, где в просторном
и прозрачном небе летают голуби, которых издавна люди считают
символом мира.
Скоро над городом можно было наблюдать одну большую стаю
голубей, пестревшую на солнце разноцветьем. Она поднималась
все выше и выше, пока голуби не превратились в едва заметные
на небе темные точки. Феликс знал, что его голуби способны
летать несколько часов, что они поднимутся еще выше, стараясь
найти приметы родного гнезда. От них теперь не отстанут и
чужаки. И еще неизвестно, в каком месте на земле голуби сядут.
В душе у Феликса затеплилась надежда на возвращение голубей
к красной деревянной будке на улице Холмогорской. Бывали случаи,
когда голуби находили дорогу домой за тысячи километров…
|
Рассказы...