Крестник Солженицына
«Да, все-таки и жить хорошо, и жизнь хороша…» - сделал вывод
Сергей Казбеков, с наслаждением погружаясь в теплую, как парное
молоко, предрассветную воду Куршского залива. И даже легкое
пощипывание на спине не могло омрачить ему раннее утро. Ну,
шоу-концерт, вспоминал он. Подумать только: кровать, на которой
он с этим пончиком Лизой вел нешуточную борьбу под одеялом,
опрокинулась, и они вдвоем оказались на полу голышом. У партнерши
оказался чересчур живой характер, она даже успела пройтись
своими длинными ноготками, как рысь лапой, по всей спине Казбекова.
И это, по словам Лизы, только цветочки. Оказывается, некая
ее подруга Майя таким образом терзала некоего поселкового
Шведа аж три дня. Так что это лишь начальная ночь из предстоящих
тысячи и одной. Что ж, можно и потерпеть, решил Казбеков,
запомнив главную примету этой ночи – аромат свежей ржаной
соломы, исходивший от волос девушки, запах молодости и неограниченной
свободы.
После кроватекрушения Сергей надел плавки, крепко хлопнул
Лизу по круглой, как орех, попке и пошел купатьея в заливе
в четыре часа утра, решив заодно хоть как-то продезинфицировать
полученные ранения. Уплывая вдаль от берега, он стал припоминать,
как познакомился с этой взбалмошной девицей три дня назад
на избирательном участке по выборам депутатов Верховного Совета
СССР. В заводском клубе она дежурила агитатором от комитета
комсомола целлюлозно-бумажного комбината № 1, а Казбеков наведался
к клубную библиотеку за томиком стихов Роберта Бернса. Контакт
между ними случился мгновенный. В кабине для тайного голосования,
которую он попросил показать ему, Казбекова посетила дурацкая
мысль, вот бы где лавинмэйкингом позаниматься с этой ладненькой
активисткой.
За это время они сходили в ресторан «Бригантина», а на другой
день даже выбрались из заводского поселка в облдрамтеатр.
После кабака в ответ на попытку Казбекова поцеловать ее в
подъезде дома Лиза нервно воскликнула: «Ах, какой же ты нахал...»
Сергею подумалось тогда, что у этой недотроги наверняка есть
маленький сдвиг по фазе. В драмтеатре, едва в зале притушили
свет, она сама взяла его руку и положила к себе на упругое
бедро под плиссированную юбку. Казбеков не понял юмора, но
и руку с ее обтянутой капроном ноги не убрал. Кто ее знает,
что отчебучит эта эксцентричка. Возьмет и заорет на весь партер
о домогательствах соседа. Фигура, надо отдать должное, у Лизы
была классная, как у девушки-русалки на променаде Светлогорска.
Ядреность тела новой спутницы напоминала ему упитанность гусеницы
тутового шелкопряда.
На третий день Ленка со швейной фабрики, подруга Сани Моргулева,
с которым Казбеков в детстве гонял голубей, выбила в профкоме
две парные путевки на Куршскую косу. А так как Казбекову предстоял
выход в рейс на полгода, то отдохнуть такой компашкой он очень
возжелал. Лиза в ответ на приглашение поломалась поначалу,
но на поездку согласилась.
Их двухкомнатный деревянный домик на турбазе «Дюны» оказался
чудненьким. Строители, сооружавшие турбазу, оказались экологически
щепетильными ребятами. Они сохранили в целости столетнюю сосну,
ствол которой пронзал потолок веранды и уходил через крышу
в небо. До турбазы добрались поздно вечером, приготовили на
скорую руку легкую закусь, галопом опорожнили три бутылки
портвейна марки «777», подурачились, потанцевали под мелодии,
пойманные сашкиным «ВЭФом», и разошлись продолжить «уик-энд»
в опочивальнях. Любил это слово Саня, шофер из ПМК, самый
известный в поселке Октябрьском голубятник. Дело у них с Ленкой
шло к свадьбе, ходил он с ней уже второй год.
После «семьсот семьдесят седьмого» Лиза натурально забалдела,
почему-то сама расстегнула лифчик, оставшись в белых трусиках…
Казбеков, горячая кровь, пошел в атаку…
…Вспоминая прошедшие выходные, как сладкий сон, Казбеков поморщился
от жуткой боли, стягивавшей его лицо. Те царапины от лидиных
коготков, в сравнении с этими муками, были невинными ласками.
Он только теперь сообразил, когда начало рассветать, в какое
адское место попал. Вокруг него в большой комнате с окрашенными
темно-синей краской стенами стояли железные панцирные кровати,
на которых в самых разных и неестественных позах возлежали
полуголые мужики. Боже мой, подумал Сергей, какие морды, ну,
и хари, ёшь твою… Взглянуть на свою он при всем желании не
мог, но догадывался, что у него она не лучше.
Обрывки событий прошедших часов замелькали в голове, как на
кинопленке. Через кровать от него стоял эмалированный бак
с большими красными буквами «Параша». Из него невыносимо воняло.
Наверное, от аммиачных соединений, плотно стоявших в воздухе,
у Казбекова в голове чуть прояснилось. Вчера после обеда он
с Федотовым, где они обучались на двухнедельных курсах повышения
квалификации плавсостава, сбежали с лекции по технике безопасности
в столовку «Белые столбы», что рядом с мореходкой. Там хватанули
разбавленного водой пивка, потом пошли в бар ресторана «Атлантика»,
пили с какими-то неграми из Эфиопии, оказавшимися студентами
рыбного института, плясали с ними тумбо-румбо...
«Ёш твою…- окончательно протрезвел Казбеков, - да я ж в казенном
доме, в вытрезвителе, в том самом «гестапо», о котором ему
недавно рассказывал сосед Боря по прозвищу Метр С Кепкой.
Того недавно менты загребли в поселке у пивнушки, отвалтузили
за неподчинение власти. Получка у него, естественно, там исчезла,
зубы оказались выбитыми. Казбеков еще тогда пошутил: «Да,
Метр, неплохо ты отдохнул в бесплатной гостинице?» Метр С
Кепкой прошепелявил в ответ: «Смотри, Казик, от сумы да от
тюрьмы не зарекайся...» Как в воду глядел паразит, сбылось
его предостережение, все-таки накаркал мудила…
На соседней койке вдруг вскочил на ноги лохматый, с фингалом
под правым глазом мужик. Раскачиваясь на панцирной сетке,
как на батуте, он запел: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
пощады никто не желает...» На следующей строчке его занесло,
и дядя хлопнулся с кровати на пол. Другой сосед тихо канючил
в плоскую казенную подушку: «Ребята, я же капитан бэмэртэ
«Казань», я садился в трамвай «десятый номер», а меня сразу
– в воронок забросили… Падлы... Я требую свидания с этим,
как его, Персесом из организации подлунных наций... У нас
нарушают права советского человека, а он молчит... Тут же
настоящее «гестапо»…
|